"..Когда поднимается занавес и при вечернем освящении, в комнате с тремя стенами, эти великие таланты, жрецы святого искусства изображают, как люди едят, пьют, любят, ходят, носят свои пиджаки; когда из пошлых картин и фраз стараются выудить мораль - мораль маленькую, удобопонятную, полезную в домашнем обиходе; когда в тысяче вариаций мне подносят одно и то же, одно и то же, одно и то же, - то я бегу и бегу, как Мопассан бежан от Эйфелевой башни, которая давила ему мозг своей пошлостью.."

(Треплев. "Чайка" А. Чехова)




Клянусь, первые минуты спектакля, "Церковь в Рождество", породили во мне радость, которую я давно не знала. Я подумала: "Вот в этом, Боже, я вижу Тебя". Alas, к концу спектакля от этой радости остался - дым, беспомощно распластавшийся по ветру.

Воистину - начали за здравие, кончили за упокой.



Умерла в воздухе последняя нота, и - остались ощущения.

Чувство благодарности всем, кто пел, ибо пели великолепно - все; глубочайшая благодарность тем, кто при этом еще и - играл великолепно.

И - ощущение искусственности, сплетенной, рукотворной трагедии Жанны..

Кукольности..



Дело в том, что Жанна Д'Арк разительно отличается от большинства популярных героинь пьес, книг и фильмов тем, что в центре всего ее мира и всей недолгой жизни ее стоит - Бог.

Много ли мы знаем героев-святых? Орлеанскую деву можно назвать популярной святой, но - слово из песни не выкинешь - прежде всего - святой.

Как оказалось, из песни не только слова можно выкидывать, но и целые куплеты.





Да простят мне поклонники Тампля эти удары наотмашь, но - "что говорила одному – скажу и в зале для суда".

Из Жанны "Тампль" сделал - марионеточную святую, состряпал - удобный и понятный образ. А ведь этот образ именно для нашего-то века - великая загадка. Тайна, которую никакой рациональностью не измеришь.

И к ней не применимы даже те ключи, которыми открываются души Эсмеральды или Джульетты. Тут совсем не то ("и вечно будет не то.."(с - князь Мышкин)).



Пожалуй, и к добру, что я не зашла за кулисы. Потому что наряду с благодарностью, я бы не сумела умолчать, и непременно вырвалось бы то, что догадкой родилось в душе ли, в серце ли, в разуме: чем теперь, в вашей трактовке, принципиально отличается Жанна Д'Арк от Нотр-Дамской Эсмеральды?

Я охотно объясню, в чем мои основания так ставить вопрос - достаточно сравнить эти две французские истории, два девичьих образа, для многих ставшие дорогими: обе являют собой олицетворение чистоты и целомудрия, обе (оказывается) жаждут чистой и светлой любви, в обеих влюбленны злые, эгоистичные люди, не любящие, а - жаждующие, кто души их, кто плоти (тут счет в пользу Жанны - 5:3); в обоих случаях находятся-таки два романтически настроенных и чистых душой лыцаря, кои беззаветно, как мальчишки, влюблены в соответствующих героинь, и как мальчишки-же - безпросветно глупы; впрочем, все сие не мешает добрым молодцам на последнем рубеже отвернуться от своей дамы сердца. И, наконец, обе героини, в конце концов, преданы, оставлены, и, как следствие, казнены недобрым французским отделением мировой инквизиции.



Итак, уберите из образа Жанны любовь к Богу - получится та же Эсмеральда, с несущественной разницей в нарядах и знакомствах..



Но разве не стрежнем ее образа является - сила ее веры?



Что ж, Тампль оставил Жанне Бога, но - какого!

Бог - как некий недосягаемый, холодный, по-философски абстрактный - остается только присказкой в молитвах. Видимо, он (именно с маленьком буквы, ибо не таков Творец всего сущего), занятый своими делами, назначил себе заместителя в лице Архангела Михаила. Миша не оплошал, надел пурпурную мини-тогу, едва прикрывающую бедра, взял меч-кладенец и отправился на подвиги. По ходу истории его роль, как посланца небес, перетекает в романтическую роль "рыцаря на белом коне", к которому, в конце концов, и обращены все надежды, мольбы и любовь Жанны.

Трагедия и страдания легенды французского народа с легкостью необыкновенной сведены к любовным терзаниям. Романтическим - хотя и беспорочным. Как-то боком, проходным сюжетом, чтоб уж совсем бесстыдно не отрываться от исходников, проходят и тема избранничества ее, и преданность Франции, и абсолютное доверие и любовь к Богу, и - тема оставленности Им.



Да, к слову об оставленности.

Тамплиеровская Жанна плачет и сокрушается о том, что ее предали и оставили те, кто казалось, верил в нее - люди, ее окружавшие, и совершенно ее не тревожит бездна, которая глубже всех бездн в мире - одиночество пред лицом Бога.

Да неужто ей, уверенной, что она выполняет Божью волю, спасает Францию - по Его слову, слышит - Его голос! - предательство бывших ей друзьями может быть тяжелей, чем безответный вопрос: почему Господь позволил мне попасть в руки англичанам? Ведь я - Его посланница, я должна была, спасая Францию, исполнить - Его пророчество? Неужели мой Бог, которому Одному я служу, позволит мне теперь здесь умереть - в руках моих и Его врагов?

Разве не мучительненй это мысли об отступничестве от нее людей и - даже! - ангела (который уж совсем непонятно почему ее оставил, чтобы потом - хоп! - и эффектно взлететь на инквизиторский костер, к ней в объятия)? Ведь людям она наверняка простила, ибо понимала мир лучше их - как побиваемый камнями Стефан просил Господа не судить его убийц..



Ежели замысел Тамплиеров состоял в том, чтобы символически представить любовь Жанны к Богу через любовь к Его ангелу (в чем я лично сильно сомневаюсь), то - alas! они и здесь просчитались.

Все ее жесты, ее взгляды и слова к Архангелу скорее походили на отношение к - пусть идеальному, но - человеку, который ходит ножками по земле и заботиться о хлебе насущном. Как глубоко верующая девушка, Жанна в благоговении бросилась бы на колени - не то что перед Архангелом! - перед пророком, который передал бы ей послание Божие.

Не каждый день на грешную землю спускаются жители небесных сфер - и когда перед смертным человеком они появляются, это прежде всего - страшно. Не даром всякий случай являения Бога или Ангела сопровождается в Писании словами о том, что в видящих такое знамение вселялся страх, и они в ужасе падали ниц.

Тамплиеровская Жанна обращается с посланником небес, как с равным себе - то ли возлюбленным, то ли братом..



Архангел Михаил (ведь не просто же ангел - Архангел, вдумайтесь! Не какой-нибудь там рядовой Небесных воинств, а, как минимум, командарм) при первом своем появлении напоминает скорее греческого Аполлона, пребывающего в состоянии меланхоличной депрессии, чем на служителя Божьего, возглавляющего ангельские войска в битве с дьяволом. Воистину, этот образ спасает широта жестов и голос. Возьми он на октаву выше, и я бы свалилась с кресла от смеха.



Да к тому - абсолютно не понятен финал: суд над Жанной заканчивается как будто случайно оказавшимися в сценарии строчками из соседней пьесы: "Свободно твое сердце?" - спрашивает ее епископ Кошон, похожий на доктора Борменталя.

"Nicht", - отвечает та и с сознанием выполенного долга идет на костер...

..Я, возможно, чего-то не понимаю, но - к чему вообще вопрос-то был? История Жанны Д'Арк - и причем здесь Бог, и вера, и Франция? Орлеан и Реймс?

В итоге - главный кувырок сюжета в том состоит, что девушка сказала "нет" пятерым мужчинам, добивавшимся ее, и за это отправилась на костер - потому именно, что любила другого; а так бы она, пожалуй, и согласилась бы - не будь никакого Архангела Михаила..

Вот и разгадка Жанны Д'Арк.. So much for an Orlean miracle - как сказали бы ненавистные всем англичане.

Жалко - одно слово. И очень тривиально.

Отдавшая сердце ангелу, а не Богу - все равно, что променявшая корону Франции на мешок картошки. Такое прочтение вполне на руку англичанам, но - слишком скупо и пошло оно для Жанны д'Арк французов.



Это уже - не их Жанна.



P.S. Сарказм умело скрывает - горечь. Я многого ждала, а получила - горстку. Но и ее довольно.



Каждый век и каждая эпоха имели привычку подделывать под себя вечные истины и вечных героев.

Век нынешний - не в новинку - пытается во главе угла поставить романтическую любовь, не что иное. Уже короновали ее, и причислили к лику святых.. Вот только не догадались, разглядывая отражение на зыбкой водной глади, поднять голову и посмотреть на Того, Кто отражается в ней..